Домой я уходил, унося в кармане сотню рублей задатка, и мысленно уже представляя, как именно я буду воплощать предложенную заказчиком идею. А дома меня ждал сюрприз. Точнее, не совсем дома, а у входа в лавку. Двое господ весьма необычного вида, стояли у дверей и явно не собирались никуда уходить.

Пожав плечами, я миновал этих Пата и Паташона, и уже собирался было нырнуть в арку, ведущую во двор, когда один из них меня окликнул.

— Ерофей Хабаров? — Вопроса в громком голосе коротышки было столько же, сколько снега в Сахаре.

— Допустим. — Остановившись, я обернулся к визитёрам.

— У нас имеется к вам небольшой разговор, господин Хабаров. — Тихим невыразительным тоном проговорил его спутник, высокий, гладковыбритый мужчина с глазами навыкате и кислым выражением лица, одетый в не по погоде тёплый костюм-тройку. Абсолютная противоположность. Второй, невысокий, плотный, почти толстый, постоянно утирающий пот с блестящей лысины, и громогласный, как паровозный гудок, был наряжен в лёгкие льняные брюки и такую же рубаху навыпуск. «Пат и Паташон», иначе не скажешь. Впрочем, торопиться с умозаключениями я не стал. Как бы потешно не выглядела эта парочка, но вот глаза у них совсем не весёлые.

— Важный разговор? — Поинтересовался я, одновременно отсекая оба направленных в мою сторону потока внимания. Уж не знаю, чего они хотели добиться, но проверять на себе чужие воздействия я был не намерен.

— Весьма. — Всё с тем же унылым выражением лица, кивнул «Пат».

— Интересно. — Протянул я и, окинув визитёров коротким взглядом, пожал плечами. — Что ж, поговорим.

Обогнув колоритную парочку, я подошёл к двери своей лавки и, отперев тяжёлый «амбарный» замок, жестом пригласил их внутрь.

— Уж извините, кресел здесь нет. — Вытащив из-за стойки пару стульев, я поставил их перед гостями. Длинный сморщился и, брезгливо обмахнув сиденье платком, уселся на предложенную мебель, а вот его спутник отказался, и с видимым удовольствием приземлился на низкий подоконник. Тоже мне, Карлсон… Понаблюдав за действиями парочки, я опёрся спиной о ребро стойки, расположившись так, чтобы оба гостя были в поле моего зрения. — Итак, господа, кто вы такие, и чем я обязан вашему визиту?

— А парень с норовом, да, Сеслав? — Гулко рассмеялся «паташон».

— Помолчи, Вышата. — Цыкнул на него длинный и, отвернувшись от своего спутника, смерил меня долгим взглядом водянисто-серых глаз. — А вам, юноша, следовало бы проявить побольше уважения ко взрослым людям.

— Пока что эти безымянные и совершенно незнакомые «взрослые люди» не сделали ничего, чтобы заслужить моё уважение. — Пожал я плечами.

— Ёрш, натуральный ёрш. — С лёгким ехидством в голосе, воскликнул Вышата. — Вы с ним похожи, Сеслав, ты знаешь?

— Уймись, кому говорю, семя Переплутово! — Неожиданно растеряв всю свою меланхоличность, рявкнул длинный, после чего тяжело вздохнул и уже значительно тише договорил, попутно продемонстрировав свою идентификационную карту. — Извините, Ерофей. Привычка. Позвольте представиться, Всеслав Меклен Грац, профессор кафедры философии Хольмского университета, а это мой… коллега, Вышата Любомирич Остромиров.

— Тоже профессор? — Глянул я в сторону «колобка», на что тот прыснул.

— Нашему брату, Ерофей Павлович, громкие звания по статусу не положены. — Весело произнёс «паташон».

— Вот как… Я наслышан о докторе Граце, Бийские не раз о вас упоминали. А вот господин Остромиров… впрочем, ладно. Так, что же привело в мой дом уважаемого профессора и не менее уважаемого волхва?

— Догадливый. — С каким-то странным удоволетворением протянул Остромиров.

— В самом деле. — Флегматично заметил Грац. — Это радует.

— Хм, благодарю, конечно, за столь высокую оценку моего интеллекта, господа, но я не услышал ответа на свой вопрос. — Я тоже бываю упрямым.

— Да, конечно. — Кивнул профессор и повернулся к своему спутнику. — Вышата, может быть, ты начнёшь…

— Как же тяжко с вами, интеллигенты рафинированные. — Волхв фыркнул, но тут же оборвал смешок. Лицо «паташона» утратило даже намёк на веселье, а уставившиеся на меня глаза вдруг превратились в чёрные провалы. Миг, и вместо пугающей тьмы вновь сияет насмешкой взгляд синих, неправдоподобно ярких глаз. — В общем-то, мой интерес к тебе, Ерофей, прост как алтын. Как ты понимаешь, кругу известно о твоём ученичестве у Бийских, и я, как представитель общины волхвов, хочу спросить, ты прошёл обряд Выбора?

— Могу я узнать, почему вас это так интересует? — Спросил я.

— Я бы предпочёл поговорить об этом, после того, как получу ответ на свой вопрос. — Медленно проговорил Вышата.

— Что ж, пусть так. — Кивнул я. — Нет, я не проходил обряд. Бийские, хоть и признали, что я готов к следующему шагу, но в проведении ритуала отказали.

— Ты уверен? — Переспросил Остромиров. Грац же извлёк из жилетного кармана очки и принялся их протирать.

— Более чем. — Пожал я плечами. — Мне было сказано об этом прямым текстом.

— И апеллировали они к твоей непозволительной юности, разумеется. — Протянул «паташон».

— Нет, они просто отказали, без всяких объяснений. — Ответил я.

— Интересно. — Взгляд Остромирова скользнул куда-то в сторону. Волхв пожевал губами, глядя в пустоту, но уже через миг тряхнул головой и улыбнулся своему спутнику, как ни в чём не бывало. — Ты чертовски везучий сукин сын, Грац. Ты знаешь об этом?

— Теперь, да. — По губам профессора скользнул бледный намёк на улыбку.

— Кхм, господа, вы ни о чём не забыли? — Поинтересовался я.

— О, прошу прощения, Ерофей. — Встрепенулся Остромиров. — Вообще-то, мы приехали, чтобы предложить тебе некоторую форму сотрудничества. Точнее, наш профессор хотел бы с тобой поработать в некоторых областях естествознания. Почему именно тебе? Ну, выбор-то у нас невелик.

— Почему? — Удивился я.

— Тут довольно щекотливая ситуация. Мои коллеги по кругу очень консервативны, так уж сложилось… исторически, хотя и не отрицают полезности естествознания в его нынешнем виде. В то же время, представители классической школы естествознания, наконец, признали, что их подход не всеобъемлющ, и многие достижения традиционалистов они своими расчётами повторить не могут. Казалось бы, чем не повод, чтобы объединить усилия и вывести философию на новый уровень? Но, в отличие от учёных классического толка, община волхвов, это организация. Древняя организация, подчеркну, живущая по собственному довольно суровому кодексу, в котором слово «гуманизм» не встречается ни разу. Так что, сделавшие Выбор и вступившие в общину, волхвы жёстко ограничены в возможностях, связаны огромным количеством обязательств и клятв, нарушение которых чревато большими проблемами.

— Магия накажет? — Улыбнулся я, невольно вспомнив многочисленные фэнтезийные книжки своего прошлого мира.

— Коллеги пришибут. — Без намёка на юмор, парировал Остромиров. — Община консервативна, как я уже сказал. Она держится на старых традициях, обычаях и неписаных правилах. Но самое паршивое, что нарушение любого из них, может запросто обрушить всю систему, как карточный домик. Естественно, что допустить такой исход, волхвы не могут, и будут всячески ему противиться.

— И как это относится ко мне? — Спросил я.

— Самым прямым образом. — Ответил Вышата. — Любые правила и обычаи всегда содержат некоторое количество дыр. С одной стороны, это нехорошо, поскольку способствуют злоупотреблениям, но с другой стороны, они же способствуют устойчивости системы, позволяя «спустить пар» и не взорвать её внутренними противоречиями. Ты ученик волхвов, но не прошёл обряд Выбора, а значит, волен в своих поступках и не связан словом с общиной и кругом. То есть, формально, если ты вдруг решишь поработать, скажем, с нашим общим знакомым профессором, волхвы не будут иметь к тебе никаких претензий.

— Формально. — Хмыкнул я. — А не формально, они могут меня просто пришибить… как коллеги, да?

— Ничуть. Такое решение могут принять только твои учителя, а их нет. — Развёл руками Остромиров, и я опешил.