Ждать пришлось недолго. Минуту спустя, Борхард закончил разговор со своим подчинённым и повернулся ко мне.

— Ну что? — Спросил я.

— Увы, Ерофей. Подойдёт только твой зерком. Именно этот. Оказывается, пока ребята подбирали конструкты из нашего арсенала, Глаз пошаманил над твоей стекляшкой. Он у нас вообще параноик, а уж когда дело касается информации принадлежащей дому… в общем, увы и ах.

— Жаль. А я хотел сменить зерком. — Вздохнул я. Искренне вздохнул, между прочим. Правда причина была не в сожалениях, а в зеркоме. Кажется, подозрения насчёт его предполагаемой «фаршировки» ненужными мне программами, получили подтверждение. Пусть косвенное, но всё же… Я тряхнул головой и улыбнулся. — Что ж, пусть так. Будет у меня два зеркома, один для общения, другой для изучения конструктов.

— Неплохое решение. — Улыбнулся Борхард, и наш разговор утих сам собой. Через несколько минут мой собеседник опустил голову и задремал, привычно не обращая внимания на царящий в салоне гул нагнетателей, а я… я занялся разбором подарков. Осторожно и незаметно.

Отыскать потоком внимания в мягком сиянии ножа уже знакомый царапучий блеск очередной нити «маячка», было несложно, а вот выудить её… но и с этой задачей я справился, хотя вытащить металлическую нить из-под кожаной обмотки рукояти ножа было довольно непросто.

А ровно через десять минут после того, как «маячок» отправился к собратьям в карман рюкзака, наш пилот объявил, что скат заходит на посадку. Что ж, кажется, пришла пора прощаться… Это был весёлый наворот.

Глава 4

Шалей Ростопчин отложил в сторону последний лист прочитанного доклада и, сняв очки, взглянул на его автора.

— Интересный вывод. Ты в нём уверен? — Спросил глава дому стоящего напротив его стола гвардейца.

— Да, мальчишку явно кто-то учил, в бою он двигался уверенно и умело, не паниковал, но… у меня осталось впечатление, что в его обучении упор был сделан на работу без применения ментальных воздействий. Он, конечно, пытался совместить свои умения и конструкты, но без опыта и знаний… Думаю, Ерофей и сам это прекрасно понимал, и не стремился заваливать противника потоком воздействий, ограничиваясь лишь парой конструктов поддержки. В частности, маскировкой и какой-то техникой, позволяющей в одиночку контролировать довольно большое пространство. Но если в качестве камуфляжа он использовал довольно простую иллюзию чёрного пятна, то вторая техника была какой-то непонятной. «Глаз» пытался её просчитать. Не вышло.

— Не удивительно. Скорее всего, это было что-то из арсенала волхвов. Не зря же они взяли мальчишку на попечение, чему-то должны были научить. — Задумчиво протянул Шалей.

— Из-за них вы решили оставить Ерофея в живых? — Поинтересовался Борхард. — Но тогда зачем было велеть Барну «закрыть вопрос с мальчишкой»?

— Волхвы? Нет, не в них дело. Это была проверка, последняя проверка Ольгерда. Договорись он с Хабаровым по-хорошему, и все остались бы живы, а Барн, наконец, стал бы единственным управляющим нашего совместного дела. Увы, Ольгерд принял неверное решение. Фатальное для него и имевшее все шансы стать угрозой для безопасности дома.

— А если бы… если бы он успел убить мальчишку?

— Задача, поставленная перед твоей группой, от этого не изменилась бы. Разве что, приказ защитить Хабарова потерял бы силу. — Хладнокровно Ростопчин.

Его собеседник нахмурился.

— Осуждаешь? — Спросил Шалей.

— Скорее, недоумеваю. — Ответил Брюсов, но, поняв, что от него ждут не столько ответа на риторический вопрос, сколько развёрнутого мнения по недавним событиям, вынужден был продолжить, — чужой мальчишка против слуги дома в шестом поколении. Почему именно так?

— Хм. Попробуй перефразировать с учётом всех обстоятельств. — Усмехнулся Шалей и, не дождавшись ответа от подчинённого, пояснил. — Если говорить честно и без прикрас, то выбор был между убийством талантливого мальчишки, не причинившего нам никакого зла, и казнью слуги дома, опозорившего не только нашу фамилию, но и память своих предков, верой и правдой служивших нам на протяжении двухсот лет. Как ты думаешь, что бы сделал с Барном на моём месте, например, Рагнар Сивый? Помнишь ещё прадеда Ольгерда, или уже позабыл?

— Помню, как не помнить. — Буркнул Брюсов, еле удержав руку, что по старой памяти попыталась прикрыть задницу, в детстве немало пострадавшую от шомполов помянутого Рагнара, предпочитавшего вбивать военную премудрость в новиков методами позапрошлого века. — Придушил бы он стервеца своими руками.

— Вот видишь, а мы чем хуже? — Заключил Ростопчин.

— Только поэтому? — Всё же задал вопрос Борхард. — Или всё же волхвы…

— Почему же, — вновь усмехнулся глава дома. — Были у меня и меркантильные соображения. Но волхвы здесь не причём. Они, знаешь ли, своих птенцов от внешнего мира не ограждают, учат самостоятельности и ответственности за свою жизнь и принимаемые решения. Нет, если ученик запросит помощи, её окажут, но мстить за смерть своего аколита не станут никогда… это не в обычае волхвов.

— Тогда в чём дело? — Спросил Брюсов.

— Барн зарвался, это не первый его… «залёт», так сказать. — Откликнулся Шалей. — Хабаров, парнишка толковый, с большими перспективами, делать такого врагом, лишь наживать ненужные дому неприятности в будущем, а убить его, значит, заполучить во враги одного довольно известного профессора Хольмского университета и, самое главное его товарищей. А профессор тот, между прочим, давно положил глаз на Ерофея и вовсю с ним сотрудничает.

— Э? Что за профессор? — Удивился Брюсов.

— Вот-вот, Барн этого тоже не знал. Не удосужился проверить, где пропадает заинтересовавший его объект с утра до вечера. А Ерофей в это время, как я узнал, работал с приехавшей из Хольмграда группой философов и естествознатцев, под началом Всеслава Меклена Граца. Конечно, некоторым гвардейцам на столичные интриги плевать, но я ни секунды не сомневаюсь, что это имя знакомо даже такому солдафону, как ты. — Заметил Шалей.

— Грац… — Задумчиво протянул Борхард и вдруг его лицо вытянулось. — Старицкие?

— И иже с ними, друг мой. И иже с ними. — Вздохнув, подтвердил Ростопчин. — Повторюсь, Барн действительно зарвался и уверовал в своё всесилие и безнаказанность. Настолько, что прежде чем устраивать «покупку», он не потрудился толком узнать, на чью фигуру разинул рот. Нет, в принципе, его тоже можно понять, ну кто мог бы ожидать, что найденный в донской степи талант, достойный быть принятым на службу нашему дому, на самом деле, окажется протеже Железной своры Государя? В конце концов, где Старицкие, а где семнадцатилетний лавочник из Ведерникова юрта, правда? И тем не менее, связь меж ними есть, и поверь, она куда серьёзнее, чем невинный обмен рождественскими открытками.

Оказавшись в Ростове и попрощавшись с Брюсовым, заодно подбросив ему собранную коллекцию «маячков», я, первым делом, заглянул в одну из лавок торгующих техникой и приобрёл себе очередной зерком, копию того, что был у меня до побега из Ведерникова. Но вот звонить Бийским или Остромирову с Грацем, сразу не стал. Мандраж не мандраж, но желания выслушивать крики переплутова волхва или рычание деда Богдана, у меня отсутствовало напрочь. И вместо того, чтобы нарываться на долгую лекцию и выслушивать ругань от волхвов или профессора, я, едва завидев вывеску казначейского отделения, принялся прорываться к нему. Нужно же мне, наконец, избавиться от той пачки банкнот, что болтается в рюкзаке.

Процедура оказалась простой и скорой. Оператор за стойкой принял деньги, пересчитал их, а уже через минуту, на мой новый зерком пришло подтверджение перевода. И без того приятная сумма на счету заметно пополнилась. Конечно, дом или квартиру на эти деньги мне не купить, но лет на пять аренды лавки и жилья, вполне, ещё и на материалы останется, и на жизнь хватит. На полгода-год, точно. А там и доход от торговли пойдёт. В общем, можно смотреть в будущее с оптимизмом… но осторожно и внимательно, чтоб не споткнуться об ещё одного Барна или капитана Орвара, мир их праху.